English
Polski
Russian
Йоланта Адамская
Бюллетень Совета охраны памяти борьбы и мученичества «Прошлое и память», № 2 (15) 2000, стр. 4–20.
Так случилось, что первым из открываемых в 2000 году, долгожданных катынских некрополей было кладбище в Харькове на Украине, несмотря на то, что это Катынь стала всемирно известным символом преступления, совершенного весной 1940 г. в отношении свыше 21 тыс. польских офицеров и полицейских, и именно она должна стать «главным героем» представленной в Бюллетене – на фоне истории одного из трех мест захоронения – истории Дела.
60 лет длилась борьба за правду о Катыни, 10 лет – за возвращение достоинства убитым с помощью строительства польских военных кладбищ и национальных похорон.
Катынь как место, в котором были расстреляны офицеры Войска Польского из Козельского лагеря и закопаны (не похоронены!) их останки, было известно с 1943 года, и даже – хоть лишь немногим – раньше. Лишь в 1990 году, то есть спустя 50 лет после совершенного преступления, были приблизительно установлены зоны, где в выкопанные ямы бросали тела офицеров и полицейских, удерживаемых в Старобельском и Осташковском лагерях; эти факты подтвердились в результате проведенной в 1991 г. эксгумации.
Сколько лет должно пройти, чтобы была раскрыта информация о местах, где покоятся останки свыше 7300 поляков, убитых на основании того же решения Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 г. в тюрьмах так наз. Западной Белоруссии и Украины?
Лагерь в Старобельске (тогда СССР), второй, наряду с Козельском, специальный лагерь НКВД для офицеров ВП, находился в бывшем женском монастыре, в 3 км от железнодорожной станции. Кроме лагеря, часть заключенных разместили в двух домах на территории города (ул. Ленина, 9 – 17 офицеров и 2 рядовых из штаба обороны Львова, а также ул. Кирова, 32 – 6 генералов и 98 офицеров).
Военнопленных, солдат и офицеров ВП начали сюда привозить с конца сентября 1939 г. (первый состав – 28 сентября); среди них были защитники Львова с ген. Францишеком Сикорским, защитники Брестской крепости с ген. Константином Плисовским, офицеры Пинской флотилии.
До 16 ноября 1939 г. в Старобельск поступило 11 262 пленных. В октябре были освобождены рядовые и унтер-офицеры, жители так наз. западных областей Украины и Белоруссии, затем немцам были переданы военнопленные из центральных регионов Польши.
14 октября в Старобельске находилось 7045 пленных, в том числе 4813 рядовых и унтер-офицеров. Они были размещены в двух церквях, заполненных до свода многоэтажными нарами, и других зданиях монастыря, а также в подвальных помещениях, и даже палатках и землянках. Бытовые условия, особенно в начале существования лагеря, были очень тяжелыми. Отсутствовали баня и прачечная, водопровод, умывальня, мусорные урны, нормальные туалеты.
29 ноября 1939 г. в Старобельске содержалось 3907 военнопленных, в том числе 8 генералов, 57 полковников, 130 подполковников, 321 майор, 853 капитана, 2519 офицеров других званий, 12 капелланов, 2 землевладельцев, 5 высших государственных служащих, 1 полковник полиции и 1 студент.
Согласно документам, количество пленных в лагере в период 29 ноября
1939 г. – 1 апреля 1940 г. колебалось от 3916 человек (31 декабря 1939 г., 20 января 1940 г.) до 3893 человек (1 апреля 1940 г.). Количество генералов не изменилось, равно как и землевладельцев, государственных служащих и остальных лиц (2 человека). С 31 декабря 1939 г. в Старобельске находилось уже только 55 полковников, в январе уменьшилось также (до 126) количество подполковников. То же самое касается майоров (316 человек 1 апреля 1940 г.) и капитанов (843 человека 1 апреля). При этом увеличилось количество других офицеров (до 2527 человек 1 апреля). Что касается священнослужителей, в течение определенного времени – в феврале – их было 18, позднее, уже до конца – 9. Эти цифры немного колебались, имели место небольшие расхождения между различными официальными сводками.
На 3845 узников Старобельска 15 марта 1940 г. было 1303 профессиональных офицера и 2231 резервист, в том числе 600 летчиков и 30 хорунжих и подхорунжих. Среди пленных было свыше 20 преподавателей высших учебных заведений, 400 врачей, несколько сотен юристов и инженеров, 100 учителей, группа литераторов и журналистов, большое количество работников штаба польской резервной армии.
Из 3908 пленных в феврале 1940 г. было 3828 поляков (97,9%), 71 еврей (1,8%), 4 украинца и по одному немцу, венгру, литовцу, латышу и болгарину.
Из Старобельска вывезли на смерть содержавшихся там 8 генералов Войска Польского; это были (возраст указан по состоянию на 1940 г.):
Три специальных лагеря (Козельск, Старобельск и Осташков) подчинялись Управлению по делам военнопленных при НКВД СССР, созданному Берией уже 19 сентября 1939 г. приказом № 0308. Его возглавил майор госбезопасности Петр Сопруненко. Комендантом лагеря в Старобельске был назначен капитан госбезопасности Александр Бережков, комиссаром – Михаил Киршин.
8 октября 1939 г. в лагеря была направлена директива Берии о задачах в области оперативно-чекистского обслуживания военнопленных, обращающая особое внимание на создание агентурно-осведомительной сети для выявления контрреволюционных формирований и настроений. По каждому из них заводились агентурные дела, велись многочасовые допросы, составлялись сводки, перечни, различные отчеты и доклады, касающиеся военнопленных, а также их семей (в частности, в начале марта 1940 г. приказано составить списки военнопленных с указанием их мест проживания с разбивкой на воеводства). Как известно, родственники пленных офицеров и полицейских были депортированы вместе с поляками из Западной Украины и Белоруссии, выселенными в апреле 1940 г. в Казахстан.
31 октября 1939 г. в 3 спецлагеря были направлены ответственные сотрудники центрального аппарата НКВД для руководства следственной работой. В Старобельске интенсивные действия в этой сфере предпринял уже в начале октября капитан Борис Петрович Трофимов, а продолжал прибывший 1 ноября инспектор Управления по военнопленным, капитан госбезопасности М. Е. Ефимов. В состав опергруппы Управления, находящейся в Старобельске, входили в ноябре 1939 года Трофимов, Ефимов и Егоров.
31 декабря Берия издал директиву об обеспечении завершения следственных дел в спецлагерях к концу января.
Было очевидно, что польские офицеры не захотят мириться со своим положением. 30 октября 1939 г. генералом Францишеком Сикорским был направлен протест командующему Украинского фронта Тимошенко против задержания офицеров обороны Львова – вопреки полученной от советского руководства гарантии личной свободы (копия письма попала, конечно же, к Берии).
13 января 1940 г. полковник Эдуард Саский, судья Высшего военного суда, написал по инициативе группы полковников обращение на имя начальника лагеря о незаконном содержании в лагере офицеров ВП. В обращении он просил разъяснить, считаются ли содержащиеся в Старобельске лица военнопленными – в таком случае к ним должны относиться согласно действующим правилам; или же заключенными – в таком случае необходимо сообщить им о преступлениях, за которые они были лишены свободы, и представить официальные обвинения; или же интернированными – тогда они имеют право на разъяснение, какие их действия стали причиной ограничения свободы, тем более, что задержание имело место на польской территории.
30 октября к Берии и маршалу Ворошилову обратились с письмом (112 подписей) врачи и фармацевты из Старобельского лагеря, ссылаясь на Женевскую конвенцию и обращаясь с просьбой отослать их на основании конвенции в одно из нейтральных государств или в места их постоянного жительства. В связи с этим обращением начальник лагеря Бережков попросил московское начальство прислать ему Женевскую конвенцию для ознакомления и руководства. Полученный от Сопруненко ответ был очень характерным: Женевская конвенция врачей не является документом, которым Вы должны руководствоваться в практической работе. Руководствуйтесь в работе директивами Управления НКВД по делам о военнопленных (все цитаты взяты из книги Katyń. Dokumenty zbrodni). Просто?
Тем временем приближался трагический финал.
31 декабря 1939 г. Берия издал предписание о выезде высоких функционеров Управления в 3 спецлагеря с целью ознакомления с состоянием агентурно-осведомительной работы; в Старобельск выехал полковой комиссар, комиссар Управления, Семен Васильевич Нехорошев, для руководства спецбригадой в лагере. Группа завершила следствие в начале февраля (нашла, в частности, антисоветскую организацию военнопленных офицеров – офицерское подполье).
Побочным результатом следствия стало накопление неотправленной корреспонденции, которую не успевали в текущем порядке контролировать (12–16 тыс. писем в течение месяца).
10 февраля, после завершения следствия в 3 лагерях, руководству НКВД были переданы окончательные данные о контингенте пленных. В 3 спецлагерях находилось тогда 12 генералов, 82 полковников, 205 подполковников, 563 майора, 1521 капитан, 1830 поручиков, 4149 других офицеров и 21 капеллан.
По распоряжению Берии от 22 февраля приказано перевести в тюрьмы (в распоряжение органов НКВД) бывших тюремщиков, разведчиков, провокаторов, осадников, судебных работников, помещиков, торговцев и крупных собственников. К 3 марта из Старобельска в тюрьмы были отправлены 12 человек – полковник, два подполковника, четыре майора, три капитана, офицер более низкого ранга и чиновник.
3 марта приказано протелеграфировать в тот же день данные обо всех категориях пленных с разбивкой по званиям, национальностям и воеводствам. Такая информация была подготовлена, однако, еще перед получением ответов, в Управлении по делам военнопленных на основании уже существующих данных из сводок от 27–29 февраля. Информация эта была использована при составлении печально известного предложения Берии от 5 марта 1940 г. о расстреле военнопленных, содержавшихся в 3 спецлагерях и тюрьмах западных областей Украины и Белоруссии.
(...) Все они являются заклятыми врагами советской власти, преисполненными ненависти к советскому строю (...) Каждый из них только и ждет освобождения, чтобы иметь возможность активно включиться в борьбу против советской власти (...). Исходя из того, что все они являются закоренелыми, неисправимыми врагами советской власти, НКВД СССР считает необходимым:
I. Предложить НКВД СССР:
– рассмотреть в особом порядке, с применением к ним высшей меры наказания – расстрела.
II. Рассмотрение дел провести без вызова арестованных и без предъявления обвинения, постановления об окончании следствия и обвинительного заключения (...)
III. Рассмотрение дел и вынесение решения возложить на тройку, в составе т. т. Меркулова [Всеволода Н., 1-й зам. Берии], Кобулова [Бахчо З., зам. Берии] и Баштакова [Леонида Ф.] (начальника 1-го спецотдела НКВД СССР).
На документе свои подписи поставили представители высших органов власти СССР: Сталин, Ворошилов, Молотов, Микоян, а Калинин и Каганович завизировали его заочно.
Предложения Берии были одобрены решением Политбюро ВКП(б), датированным также 5 марта.
Тремя днями ранее, 2 марта, Политбюро ЦК ВКП(б) СССР постановило депортировать в Казахстан 22-25 тыс. семей поляков, которых собирались расстрелять на основании решения от 5 марта 1940 г.
Судьба военнопленных была решена. В тот же период второй оккупант польских земель, Третий рейх, союзник СССР, проводил на территории Генерал-губернаторства так называемую АБ-акцию (Чрезвычайную акцию по умиротворению).
У двух агрессоров был одинаковый подход: народ порабощенной Польши следует лишить руководящего слоя, элиты.
16 марта военнопленные спецлагерей НКВД были лишены права на переписку, усилилась охрана лагерей. В этот же день началась подготовка именных справок по военнопленным 3 спецлагерей и тюрем НКВД. Справки касались также прибывших недавно в эти лагеря узников из лагерей Наркомчермета (производящих черные металлы) и Ровенского лагеря, а также тюрем и больниц. Первые справки был отправлены в Москву 19-21 марта.
До 23–25 марта в лагерях осуществлялась подготовка к проведению операции по разгрузке. Организацией перевозки пленных в УНКВД Смоленской, Харьковской и Калининской области занялось Главное управление конвойных войск НКВД. В Старобельске вагоны были готовы к транспортировке уже 23 марта. Военнопленных должны были доставлять в Харьков через Ворошиловград или станцию Валуйки. Перед началом операции в лагерь прибыл капитан Ефимов, ранее руководивший спецбригадой, и капитан Миронов, а также представитель Главного управления конвойных войск НКВД, начальник оперативного отдела Алексей Рыбаков.
Приказ о начале операции был издан в последние дни марта. В Старобельске тогда находилось 3895 пленных.
С 3 апреля в лагеря начали приходить из Москвы составленные 1-м спецотделом НКВД этапные списки военнопленных с предписанием направить фигурирующих в них лиц в распоряжение УНКВД по соответствующей области. Аналогичные списки получали начальники УНКВД (в Харькове – майор Петр Сафонов), предположительно с приказами о расстреле. В каждом списке было, как правило, 98–100 фамилий.
Из этапов к местам расстрела по разным причинам были исключены 395 человек, отправленных в Юхновский лагерь (Павлищев Бор, затем Грязовец).
В период с 3 апреля по 10 мая в Старобельский лагерь пришли списки с фамилиями 3888 военнопленных, 78 из которых надлежало отправить в Юхновский лагерь, а 3 – в Москву. Среди оставшихся в живых был ротмистр Юзеф Чапский, эмигрировавший впоследствии художник и писатель (автор Старобельских рассказов). По состоянию на 12 мая в Харьков выехало 3807 военнопленных; 14 мая в лагере оставалось 57 ожидавших отправки офицеров.
23 мая Сопруненко подготовил итоговый документ по результатам операции «разгрузки» лагерей. Согласно этому докладу, из Старобельска в Харьков отправлено 3896 человек, в Юхновский лагерь – 78 (всего из 3 лагерей –14 587 пленных).
Однако в информации от 3 декабря 1941 г., подписанной также Сопруненко, указывается, что в апреле–мае 1940 г. первым спецотделом отправлен в распоряжение УНКВД из лагерей НКВД 15 131 военнопленный; такое же количество упоминает 5 декабря 1943 г. начальник 2-го отдела Управления по делам военнопленных Денисов.
Разница составляет 544 человека.
В свою очередь, в записке от 5 марта 1959 г. председателя КГБ Шелепина Хрущеву сообщается, что весной 1940 г. было расстреляно 21 857 человек, из них в Катынском лесу – 4421 человек, в Старобельском лагере (!) – 3820 человек, в Калинине – 6311 человек, в других тюрьмах и лагерях Западной Украины и Белоруссии – 7305 человек.
Как представляется, точных цифр, а также всех обстоятельств расстрела офицеров ВП и полицейских мы не будем знать до конца без получения всех документов из российских архивов.
Как следует из проведенных спустя 50 лет исследований могильных ям, в харьковском лесу покоятся 4302 польских военнопленных. Среди распознанной 421 фамилии (на найденных рядом с останками документах, записных книжках и предметах) 32 человека не фигурируют в составленном НКВД списке военнопленных Старобельска. С подобного рода загадкой мы имеем дело в случае Катыни, по данным, установленным Мареком Тарчиньским, в «ямах смерти» в Катынском лесу закопано на около 400 человек больше, чем указано в списках НКВД на отправку.
В лагере накопилось много адресованной офицерам и неотправленной корреспонденции (информация начальника от 9 июня 1940 г.). 15 июня Сопруненко приказал все это сжечь. Из корреспонденции, адресованной пленным, уничтожено: писем – 1595, почтовых карточек – 2149, телеграмм – 300; из неотправленной: писем – 253, карточек – 3402. Кроме того, был сожжен также четвертый экземпляр фотографий пленных – 5105 штук, и негативы фотографий. 23 июля была уничтожена дальнейшая приходящая к убитым корреспонденция: 1184 письма, 3250 карточек, 79 телеграмм.
Что происходило дальше с вывозимыми из Старобельска офицерами, отдавали ли они себе отчет в том, что их ждет? У военнопленных были разные предположения, однако они, несомненно, не ожидали такой участи, которую уготовило им руководство Советского Союза.
В донесении Нехорошева Меркулову от 14 апреля IV указывается: Отдельные из военнопленных при прощании выступают с призывом: «Стойко держаться в будущих болях за великую Польшу, чтобы с нами не делали, Польша была и будет». В одном из бараков военнопленные зачитывали воззвание: «Держаться стойко за честь польского офицера, за будущую великую Польшу».
Между тем, они прибывали в Харьков на Южный вокзал, дальше на машинах, т. н. «тюремках», их партиями человек по 15 везли в тюрьму НКВД на ул. Дзержинского, обыскивали, забирали вещи, ремни и советские деньги, связывали сзади руки и отводили в подвал здания с другой стороны двора (порой они проводили в камерах по несколько (?) часов). Там, по довольно неясным свидетельствам допрошенного в 1990–1992 годах бывшего тюремного надзирателя, лейтенанта Митрофана Васильевича Сыромятникова, пленных заводили в камеру, в которой за столом сидел старший лейтенант госбезопасности, комендант УНКВД Харьковской области Тимофей Федорович Куприй и прокурор. Уточнялись личные данные прибывшего, после чего ему говорили» «Можете идти!». Когда пленный офицер поворачивался, в него, как правило, стрелял из нагана Куприй (расстрелами руководили или же выполняли их лично Куприй, начальник Харьковского УНКВД, майор госбезопасности Петр Сафонов и его заместитель, капитан госбезопасности Павел Тихонов, а также направленные из Москвы сотрудники отдела комендатуры). Здание, в котором проходили расстрелы, было взорвано Куприем в 1941 г. перед приходом немцев.
Как показали проводившиеся во время эксгумации в 90-е годы антропологические исследования, казненные в Катыни и Калинине были убиты выстрелом в затылок, а в Харькове в большинстве случаев – в шею, на уровне 3 первых шейных позвонков. У этого способа были свои «плюсы» – меньше следов (череп оставался неповрежденным) и меньше крови после смерти.
Расстрелы проводились поздним вечером и ночью. Тела с головами, завернутыми в шинели, грузили затем в машину и вывозили в лес недалеко от поселка Пятихатки (около 10 км от центра Харькова, 75 м вправо от Белгородского шоссе, ныне территория Квартала № 6 Лесопарка), где их бросали в заранее выкопанные ямы, поблизости могил жертв предыдущих казней, совершенных НКВД.
Могилы располагались по обе стороны посыпанной кирпичом, а сверху – черным гравием дороги, которая образовывала здесь кольцо, чтобы машины могли развернуться.
Над «ямами смерти» в лесу под Харьковом на 50 лет воцарилась тишина. Ну, может не совсем. Плотный «железный занавес» и страх запуганных тоталитарным государством людей не позволили, чтобы информация о тайне Пятихаток просочилась на Запад. От нежелательного любопытства территорию массовых могил защищал дополнительно солидный деревянный забор с колючей проволокой, патрулируемый вооруженными охранниками с собаками.
Во время немецкой оккупации окрестные жители разобрали забор на доски (однако никто, как в Катыни, не сообщил немцам о местах захоронений), после войны его не ремонтировали, остались лишь высокие столбы. В 70-е годы (несомненно, это было связано с «сигналом» от директора лесопарка, см. ниже), территорию снова обнесли забором, построили здесь дом отдыха и дачи КГБ, а также домик для охранников.
Однако местные жители, особенно дети, собирали различные «выброшенные» землей вещи, особенно более «ценные», из могил польских офицеров; они были предметом своеобразного торгового обмена; чтобы их заполучить, раскапывались могилы.
Но уже приближался 1989 год и его поразительные события, которые принесли кардинальный перелом и в катынском деле.
В сентябре этого года впервые в истории послевоенного Сейма депутат Анджей Лапицкий обратился с депутатским запросом по поводу расследования катынского преступления. 17 сентября 1989 г. создающиеся по всей Польше ассоциации катынских семей объединились в Федерацию («мотором» всей этой деятельности была Божена Лоек). В октябре был создан Независимый исторический комитет исследования Катынского расстрела, а 9 октября, под давлением катынских организаций, Генеральный прокурор РП Юзеф Жито обратился к Генеральному прокурору СССР Александру Сухареву с просьбой провести расследование по Катынскому расстрелу.
Быстро развивались события также в Совете охраны памяти борьбы и мученичества. Уже 5 апреля 1989 г. тогдашний его председатель, генерал Роман Пашковский, довоенный офицер ВП, организовал визит в Катынь государственной делегации и группы 40 родственников расстрелянных; на месте отслужили богослужение, была взята земля из мест захоронения. Затем эта земля была заложена в Могилу неизвестного солдата и Катынский памятник на Повонзках.
В результате личного решения генерала Пашковского на «правительственном» памятнике в «Катынской долине» на варшавском кладбище Повонзки к 1 ноября 1989 г. появились дата 1940 и названия лагерей: Козельск, Осташков, Старобельск (работы очень затянулись, поскольку прикрепленные днем буквы ночью срывали). Кроме того, генерал организовал – также осенью 1989 г. – первый специальный поезд в Катынь для родственников. И хотя Сухарев в январе 1990 г. ответил, что прокуратура СССР не располагает доказательствами, которые могли бы опровергнуть выводы Специальной комиссии профессора Бурденко, уже два месяца спустя, в марте и апреле
1990 г., ситуация диаметрально поменялась (кстати, вы заметили, что многие знаменательные события в истории Польши происходят в одни и те же месяцы?).
Очевидно, что внимание катынской общественности сосредоточилось теперь на поиске неизвестных еще мест захоронения останков офицеров и полицейских из лагерей в Старобельске и Осташкове. Собиралась также и анализировалась непроверенная информация на тему вывоза или уничтожения останков офицеров ВП, убитых в Катынском лесу. В этой деятельности участвовал также Совет охраны памяти борьбы и мученичества, особенно его новый председатель, бывший командир «Серых шеренг» Станислав Броневский и его заместитель Цезары Хлебовский. Поиски на месте вели также самостоятельно работники харьковского отделения «Энергопола» (безрезультатно проверили окрестности железнодорожной станции Дергачи, в 8 км к северу от Харькова и Безлюдовки, в 14 км к югу от города). Но могилы были уже близко.
Между тем, после анкетирования, проведенного Федерацией катынских семей в начале 1990 г., и сбора мнений родственников расстрелянных о форме увековечения памяти жертв катынского преступления – пока только в единственном известном месте, Катыни – 24 марта 1990 г. была проведена первая встреча представителей Федерации катынских семей и Совета охраны памяти борьбы и мученичества по этому вопросу. Катынские семьи считали, что на месте могил должно быть создано экстерриториальное польское военное кладбище с помещенными там фамилиями всех расстрелянных, что должно быть также проведено торжественное погребение казненных с воинскими почестями и богослужением в духе экуменизма.
Первый важный сигнал по вопросу могил офицеров из Старобельска дала харьковская молодежная газета «Новая смена», напечатавшая в номере от 3 марта 1990 г. письмо бывшего водителя штаба Харьковского военного округа, который узнал от одного из водителей НКВД o перевозке перед самой войной (речь идет о немецко-советской войне 1941 г.) тел людей, расстрелянных в здании НКВД, в лес в Пятихатках (он рассказал об этом в 1989 г.).
Эту информацию передал журналисту «Газеты Выборчей» Леону Буйко редактор «Московских новостей» Геннадий Жаворонков. У него также было письмо от жителя Ленинграда, который маленьким мальчиком находил с ровесниками в начале 50-х годов в лесу вдоль «черной дороги» – из Пятихаток в Алексеевку – пуговицы, орлы и военные награды с польских мундиров.
В двенадцатом номере «Московских новостей» (25 марта, за 2 недели до визита генерала Ярузельского в Москву) Жаворонков опубликовал результаты поисков профессора Натальи Лебедевой, сотрудницы Института всеобщей истории Академии наук СССР, в спецфондах Государственного архива СССР и Центрального государственного архива Советской Армии. Из обнародованных ею документов следовало, без всякого сомнения, что в апреле-мае 1940 г. около 15 тысяч офицеров ВП и полицейских из лагерей в Козельске, Старобельске и Осташкове были переданы в управления НКВД смоленской, харьковской и калининской областей.
13 апреля 1990 г. находящийся в Москве Президент РП Войцех Ярузельский получил от Президента СССР Михаила Горбачева 2 папки документов, содержащих именные этапные списки НКВД из спецлагерей, в том числе список личных дел пленных, «убывших» из Старобельска.
В апреле 1990 г. в Харькове был начат поиск и сбор документации, а также подготовка к расследованию преступления, совершенного в отношении офицеров Старобельского лагеря.
В мае того же года на территорию квартала № 6 в харьковском лесопарке, охватывающего окрестности Пятихаток, приехали два журналиста, Леон Буйко из Варшавы и Геннадий Жаворонков из Москвы. Они попали на указанную лесником «черную дорогу», ведущую в глубь леса, за домом отдыха КГБ, частично уже заросшую. В лесу были заметны следы от запавших могил (рассказ о поездке был опубликован в «Газете Выборчей» от 29 мая).
13–14 апреля 1990 г. польские СМИ информировали о том, что заместитель начальника Управления КГБ УССР в Харьковской области, полковник Александр Несен отправил в «Московские новости» телефонограмму с информацией, что в Квартале № 6 Лесопарка захоронено свыше 1760 советских граждан и неустановленное количество польских военнослужащих.
В связи с этими публикациями руководитель Консульского отдела Посольства РП в Москве, Михал Журавский передал в середине июня ноту в советский МИД с просьбой предоставить по данному делу официальный ответ и допустить представителей Польши к работам по эксгумации могил. В это же время в харьковский лес направились польские консулы из Киева, Рышард Польковский и Богуслав Щепаняк. Они встретились также с представителями руководства Управления КГБ в Харьковской области. Его начальник, генерал Николай Гибадулов отметил, что на 99% можно утверждать о захоронении офицеров ВП в Квартале № 6 Лесопарка.
23 июня 1990 г. председатель КГБ УССР генерал Николай Голушко и его заместитель генерал Николай Ковтун передали польской стороне (консулам из киевского Генконсульства) список 4031 фамилии офицеров ВП, узников Старобельска. Это произошло в присутствии представителей МИД УССР и депутатов парламента Влодзимежа Цимошевича и Леха Козачко, членов делегации Сейма РП, которая вместе с маршалом Миколаем Козакевичем находилась тогда на Украине. Тогда также были впервые возложены венки и зажжены лампады на могилах польских офицеров.
В июле 1990 г. за проведение расследования катынского расстрела захотел взяться Стефан Снежко, заместитель Генпрокурора РП, и это дело было поручено ему министром юстиции Александром Бентковским. Еще в июле он дважды направлял ходатайства о допуске польской стороны к эксгумации в Харькове. Во время переговоров 18–20 июля в Киеве и Харькове, в частности, с первым заместителем Генпрокурора СССР Владимиром Силиковым и харьковским областным прокурором Геннадием Кожевниковым прокурор Снежко получил согласие на участие польских прокуроров и экспертов в процедурах ведущегося с апреля расследования и планируемой на сентябрь эксгумации.
Проект польского участия в эксгумации был представлен советским властям в августе, однако остался без ответа. 13 сентября прокурору Снежко сообщили о датах эксгумации, которая должна была длиться 2 (!) дня, 26 и 27 сентября. Советская сторона применяла проверенный метод откладывания действий и уклонения от них. В ходе следующих встреч 20–22 сентября в Киеве и Харькове генеральный прокурор УССР Потебенько сообщил С. Снежко о намерении передать расследование дела в военную прокуратуру.
Вопросы расследования, эксгумации и строительства польских военных кладбищ были включены – стараниями Независимого исторического комитета исследования Катынского расстрела (в 1990 г. был создан Польский катынский фонд для сбора средств на строительство кладбищ) – в качестве вопросов для обсуждения министром иностранных дел Кшиштофом Скубишевским во время его октябрьского визита в Москву. Они обсуждались на итоговой встрече 11 октября с участием министра Эдуарда Шеварднадзе, в присутствии полковника Ивана Абрамова из Генеральной прокуратуры СССР. Абрамов получил указание окончательно решить вопросы по открытию расследования по катынскому делу в срок до 15 сентября. Расследованием этим занялась Главная военная прокуратура СССР (уголовное дело № 159 о расстреле польских военнопленных). В середине ноября польской стороне сообщили, что представители Департамента Прокуратуры Министерства юстиции РП вместе с экспертами будут допущены к советским материалам и участию в следственных и эксгумационных действиях. Материалы были переданы для ознакомления польским прокурорам – Стефану Снежко, Хенрику Ставрилло, полковнику Станиславу Пшиемскому – во время их пребывания в Москве 17 декабря. Было также согласовано, что советские органы обратятся с запросом о выполнении поляками действий в рамках правовой помощи.
В письме Главной военной прокуратуры СССР от 25 декабря сообщалось о том, что в силу этого соглашения Генеральная прокуратура РП будет исполнять роль вспомогательной прокуратуры, помогающей в расследовании и работающей в рамках правовой помощи, предоставляемой советскому следствию.
Для подготовки к будущим эксгумационным работам анализировались, в частности, немецкие авиаснимки окрестностей Катыни, Медного и Харькова 40-х годов, привезенные в Польшу из США Вацлавом Годзембой-Малишевским.
Во время очередного визита польских прокуроров (в том же составе) в Москву в апреле 1991 года им передали для ознакомления около 100 папок с материалами расследования, были согласованы также сроки эксгумации (с июля до сентября того года). Работы должны были вестись под надзором прокурорского руководства СССР и Польши. 25–27 июня в Варшаве находились прокуроры из Москвы: полковник Николай Анисомов, полковник Степан Радевич, полковник Александр Третецкий, полковник Юрий Шумейко из Генштаба Вооруженных Сил СССР. Они привезли готовые приказы о сроках эксгумации, подписанные генералом Моисеевым, тогдашним начальником Генштаба.
Тем временем на V съезде представителей катынских семей 29 июня 1991 г. в Лодзи обсуждался вопрос увековечения памяти польских военнопленных, покоящихся в Харькове и Медном. Родственники погибших решили, что кладбища должны носить характер, аналогичный кладбищу, планируемому в Катыни.
Состав польской эксгумационной группы был окончательно сформирован 11 июля. В Харькове работали следующие специалисты: прокурор Стефан Снежко – руководитель, прокуроры Збигнев Мелецкий и Хенрик Ставрилло из министерства юстиции, полковник Анджей Комарский, начальник Военной прокуратуры Варшавского военного округа, Эразм Баран, судебный медик из Медицинской академии в Кракове, профессор Бронислав Млодзейовский, антрополог из Высшей полицейской школы, Роман Мондро из Медицинской академии в Люблине, Енджей Тухольский, автор книги Mord w Katyniu (Убийство в Катыни), профессор Анджей Надольский, археолог Польской академии наук, Эльжбета Рейф из Главного управления Польского Красного Креста и полковник Здзислав Савицкий, эксперт в области фалеристики. Затем к ним присоединились Ярослав Росяк и Александр Заленский из Главной комендатуры полиции. Группу сопровождали священник Здзислав Пешковский, узник Козельска, и Станислав Микке из журнала «Палестра», а также режиссер Юзеф Гембский и работники Студии документальных фильмов. В конечном итоге эксгумация была запланирована в обоих местах, в Харькове и Медном, на 25 июля – 30 августа, и не удалось продлить этот период.
Ее основной целью было получение доказательств для расследования дела о Катынском расстреле.
Параллельно с подготовкой к эксгумации, 22–27 июля польская делегация (МИД, министерство национальной обороны, Совет охраны памяти борьбы и мученичества) вела переговоры в Москве, Киеве и Харькове по вопросу строительства кладбищ.
Прибывшая 24 июля в Харьков польская делегация застала там недавно воздвигнутый, построенный по инициативе харьковского КГБ памятник в честь покоящихся в лесу жертв сталинизма (католический крест и высеченное на плите стихотворение Асныка). В центральной части леса стоял березовый крест, поставленный здесь перед 1 ноября 1990 г. коллективом «Энергопола».
Эксгумационные работы велись в Харькове с 25 июля по 7 августа. Было выполнено 49 раскопов, извлечены останки 169 поляков и 20 советских граждан. В 3 случаях были обнаружены массовые могилы офицеров ВП, в одной – находки, непосредственно с ними связанные. В 2 случаях были обнаружены массовые могилы советских граждан. Исследования подтвердили, что в харьковском лесу покоятся останки офицеров ВП из Старобельска, был установлен также ряд фактов, например, касательно методов расстрела и обстоятельств казни. Были получены также вещественные доказательства.
В Центральную лабораторию криминалистики Главной комендатуры Полиции и Института полицейских наук в Легионово для исследовательских целей были переданы личные и служебные документы, в том числе письма от родственников, банкноты, фрагменты газет и т. п. Кроме того, было извлечено много предметов личного использования и обмундирования (военные награды, медали, жетоны, фрагменты формы, обувь), на некоторых из них удалось прочитать фамилии. Они были перевезены в Музей Войска Польского в Варшаве. В начале 1993 г. состоялась официальная (после ранее осуществленной фактической) передача около 5 тыс. артефактов из Харькова и Медного из Главной комендатуры Полиции в Музей Войска Польского. Затем они попали в созданный 29 июня 1993 г. Катынский музей (отделение Музея Войска Польского).
В последующие годы по заказу Совета охраны памяти борьбы и мученичества была проведена реставрация части этих предметов.
После завершения эксгумационных работ извлеченные останки офицеров ВП были положены в 9 сундуков-гробов с крестами на крышках и помещены в могилу № V. Рядом, в выкопанной могиле, были захоронены останки советских граждан. Десятый гроб, со скелетом 1 офицера, был подготовлен для торжественных похорон. Они состоялись 10 августа 1991 г., с участием польской официальной делегации во главе с министром национальной безопасности Лехом Качиньским, представляющим Президента РП. Кроме того, в состав польской делегации входили: вице-маршал Сената Анджей Велевейский, заместители министров иностранных дел и национальной обороны, руководитель Управления Совета Министров, руководство Совета охраны памяти борьбы и мученичества, 32 родственника расстрелянных, среди них сын идентифицированного по найденной фамилии подпоручика Станислава Плевы и 2 катынские вдовы, почетный караул ВП и оркестр (торжественную церемонию подготовили: Управление Совета Министров, МИД, Департамент воспитания Министерства национальной обороны, Совет охраны памяти борьбы и мученичества). Гроб, прикрытый бело-красным флагом и лентой Virtuti Militari, был торжественно опущен в могилу. На ней был установлен 7-метровый дубовый крест (доставленный «Энергополом»), рядом установлена табличка с надписью: В память о 3921 генерале и офицере Войска Польского, узниках Старобельска, убитых весной 1940 года сотрудниками НКВД и здесь похороненных. Харьков 10.08.1991 Соотечественники. Мессу сослужили полевой епископ ВП, бригадный генерал Славой Лешек Глудзь и выживший узник Козельского лагеря, священник Здзислав Пешковский. В ней участвовали священнослужители православного, лютеранского и иудейского вероисповедания. В могилу была высыпана земля, привезенная из Катыни и из Польши – взятая из курганов Костюшко и Пилсудского. На украинской могиле был установлен православный крест. В торжественных похоронах приняли участие также представители центрального и областного руководства СССР.
Было очевидно, что начатые эксгумационные работы должны продолжаться, а останки польских офицеров необходимо достойно похоронить.
Еще в ходе ведущихся работ Федерация катынских семей передала председателю Совета охраны памяти борьбы и мученичества документ, датированный 30 июля, со своей позицией по вопросу кладбищ и увековечения памяти жертв катынского расстрела. В Катыни, Медном и Харькове должны быть созданы польские военные кладбища; погребение должно соответствовать положениям Женевских конвенций. Федерация катынских семей предлагала, чтобы польское правительство и его соответствующие учреждения (Совет охраны памяти борьбы и мученичества, Ассоциация польских архитекторов) объявили конкурс на проект 3 мемориальных кладбищ, строящихся и организуемых в духе Женевских конвенций. Родственники расстрелянных настаивали на своем участии в подготовке концепции кладбищ. Должны быть организованы торжественные похороны убитых.
В это время «восточный блок» уже рушился; распался Советский Союз, появлялись новые, независимые государства, 24 августа 1991 г. Украина провозгласила свою независимость.
Сложная политическая ситуация с одной стороны, облегчала и ускоряла, с другой же – тормозила действия по катынскому вопросу.
Необходимы были нормы и договоренности, создающие основания для работы в новой действительности.
В марте 1992 г. при министерстве иностранных дел была создана Катынская консультативная коллегия (в ее состав вошли представители МВД, министерства национальной обороны, Генштаба ВП, Генпрокуратуры, Главного управления Польского Красного Креста, Совета охраны памяти борьбы и мученичества, Ассоциации польских архитекторов, епископата, Федерации катынских семей, Независимого исторического комитета исследования Катынского расстрела, Польского катынского фонда, Ассоциации «Полицейская семья 1939»); ее главной целью была подготовка договоров с Россией и Украиной об охране захоронений и мест памяти. Проекты договоров вместе с нотами, содержащими просьбу о согласии на безотлагательное начало дальнейших эксгумационных работ, были переданы 13 июня руководству Российской Федерации, а 11–13 июля – Украины.
В результате усилий польской стороны в апреле и июне 1992 г. были подписаны соглашения о намерениях с руководством Смоленской и Тверской областей, а в середине июля – с руководством Харьковской области, по вопросу совместных действий, направленных на организацию польских кладбищ в Катыни, Медном и Харькове.
18 мая 1992 г. был подписан Договор о добрососедстве и сотрудничестве между Польшей и Украиной.
В первые дни июля 1992 г. Совет охраны памяти борьбы и мученичества по просьбе катынских семей взял на себя координацию всех мероприятий по определению территорий будущих польских военных кладбищ и их строительству; 16 июля Катынская коллегия была переформирована в Катынскую группу при Совете (в том же составе, с участием представителя МИД, под личным руководством Станислава Броневского). С того момента именно в этом учреждении сосредоточилась вся работа по катынскому делу.
Следует отметить, что украинская сторона высказывалась в ходе всех переговоров (июль 1991, июль 1992) за создание совместного мемориального кладбища жертв тоталитаризма, польская сторона, однако, подчеркивала необходимость создания отдельных кладбищ.
15 сентября 1992 г. должность генерального секретаря Совета охраны памяти борьбы и мученичества занял молодой краковский историк Анджей Пшевозник. С того момента катынское дело попало именно в его руки. А дело это, хотя и медленно, и часто с неожиданными сложностями, продвигалось вперед.
14 октября 1992 г. специальный посланник президента Бориса Ельцина, главный государственный архивист России профессор Рудольф Пихоя вручил президенту Леху Валенсе пакет «катынских» документов, включая ту самую записку Берии и решение Политбюро ВКП(б) от 5 марта 1940 г.
В середине октября 1992 г. Федерация катынских семей завершила анализ предложений по строительству катынских кладбищ, присланных ее региональными отделениями. Все они сходились в одном. Кладбища должны быть расположены на местах первоначального захоронения военнопленных.
15 октября 1992 г., после визита Катынских семей в Кремль, вице-президент РФ А. Руцкой сформировал рабочую группу по катынской проблеме во главе с генералом Леонидом Заикой. В ее задачи входило в короткие сроки довести до конца расследование, оказать помощь в проведении эксгумации, в 1994 г. (!) завершить строительство кладбищ. В Польшу прибыла группа россиян, близких сотрудников вице-президента.
Также руководство Украины в ответ на июльскую ноту, нотой от 22 сентября дало согласие на дальнейшие эксгумационные работы в Квартале № 6 Лесопарка.
Однако дело затягивалось, велись трудные переговоры по подготовке международных договоров; активное участие в них принимал генеральный секретарь Совета охраны памяти борьбы и мученичества.
Между тем, на заседаниях Катынской группы обсуждались Материалы для формирования идейных основ конкурса по разработке концепций катынских кладбищ (в Катыни и Медном в России и Харькове на Украине) вместе с предложениями Федерации катынских семей, подготовленные Федерацией катынских семей в январе 1993 г. по результатам проведенного анкетирования. Итак, кладбища должны были носить польский и военный характер, подчеркивать польскую национальность жертв, их воинские должности, а также способ совершения преступления и его массовость. Все жертвы должны были получить индивидуальные мемориальные таблички. При создании кладбищ следовало учесть посмертное награждение польским правительством в Лондоне военнопленных из трех лагерей крестом Virtuti Militari.
Наконец, были подписаны международные соглашения о захоронениях и местах памяти жертв войн и репрессий (названия соглашений немного отличаются) – 22 января 1994 г. с Россией и 21 марта с Украиной, давшие официальные основания для проведения эксгумации и строительства кладбищ.
Тем временем шла подготовка к работам, создавались команды специалистов, подбиралось оборудование и техника.
Параллельно Совет охраны памяти борьбы и мученичества вместе с Катынской группой готовились к объявлению конкурса на разработку проектов катынских кладбищ.
Работе в Харькове предшествовала эксгумация в Старобельске. Перед отправкой на казнь в лагере умерло около 30 офицеров (точное количество неизвестно из-за неточностей или неполной информации в документах НКВД). Место их захоронения на предназначенном к ликвидации городском кладбище было указано Комитетом госбезопасности и местными жителями. С учетом установленной информации, 2 февраля 1994 г. генеральный секретарь Совета Анджей Пшевозник подписал соглашение с городскими и районными органами в Старобельске по вопросу эксгумации и выделения территории под польский сектор на новом коммунальном кладбище в Чмировке. 15–21 апреля 1994 г. по заказу Совета охраны памяти борьбы и мученичества специалистами из Польши под руководством доцента Мариана Глосека, археолога из Польской академии наук в Лодзи, была проведена эксгумация (состав группы: профессор Роман Мондро из Медицинской академии в Люблине, врач Пшемыслав Мондро, Стефан Педрич – представитель Польского Красного Креста, прокурор Александр Херцог из министерства юстиции РП, полковник Виктор Лаздзин, заместитель военного атташе при Посольстве РП в Киеве и А. Пшевозника).
Среди извлеченных останков 48 человек были идентифицированы как поляки, предположительно погибшие в лагерях Старобельск I и Старобельск II. Установление их персональных данных оказалось невозможным ввиду отсутствия каких-либо личных документов.
21 апреля 1994 г. останки в гробах были помещены в индивидуальные могилы в новом секторе и погребены с участием католического священника.
19 ноября 1994 г. Совет охраны памяти борьбы и мученичества заключил договор с предприятием «Будимекс» на строительство польского сектора по проекту инженера Анджея Рушкевича из Варшавы. Торжественное освящение построенного сектора состоялось 25 сентября 1995 г. с участием группы специалистов, ведущей зондажно-эксгумационные работы в Харькове.
Основные работы на территории Квартала № 6 VI Лесопарка в Харькове длились 3 исследовательских сезона в 1994–1996 годах: 2 сентября – 27 сентября 1994 г. (16 дней работы на местах), 3 июня – 22 сентября 1995 г.,
27 мая – 14 сентября 1996 г.
После работ в сентябре 1994 г. официальная делегация из Харьковской области подписала 23 декабря 1994 г. в Варшаве документ, выражающий волю продолжать исследования, ведущиеся польскими специалистами.
Организационную часть взял на себя Совет охраны памяти памяти борьбы и мученичества, работы велись по его заказу.
Между тем, в сентябре 1994 г. группа военных геодезистов под руководством подполковника Богдана Коляновского (майор Ежи Вишневский, капитан Иренеуш Худзик, поручик Тадеуш Дадас) проводила в Квартале № 6 полевые геодезические работы, связанные с подготовкой базовой карты территории будущего кладбища (в масштабе 1:500). На основании этих исследований были разработаны высотные и рельефные карты, а затем стол-макет. Геодезическими измерениями охвачено территорию площадью около 16 га.
В разные периоды 1994–1996 годов в группе специалистов, выполняющих эксгумационные работы, под руководством археолога, профессора Анджея Коли из Университета Николая Коперника в Торуни, работали: археологи, судебные медики, антропологи, криминологи, консерваторы-реставраторы, представители Польского Красного Креста, инженерно-технические работники – Мечислав Гура, Марек Урбаньский, доцент Мария Бломбергова, Яцек Домбровский, Витольд Токарский, Веслава Матушевская-Коля, Малгожата Група, Войцех Шульта, Яцек Блох, Гжегож Дембский, Анджей Флорковский, Ярослав Беднарек, Беата Иванек, Эразм Баран, Роберт Коля, Павел Белецкий, Магдалена Добровольская, Анджей Шуварский, Славомир Стохмаль, Эва Грунер-Жарнох («Катынские семьи»), юрист Станислав Микке, а также студенты археологии из Университета Николая Коперника и на физических работах – окрестные жители. Мы перечисляем их фамилии не только для высокой оценки их профессионализма и самоотдачи, но также из уважения к их самоотверженности и твердости духа, которые они проявили, чтобы справиться со столь психически и физически сложнейшей задачей. Атмосферу и условия работы, и одновременно упорство и самоотверженность членов рабочих групп лучше всего показал Станислав Микке в своей известной книге „Śpij, mężny”... w Katyniu Charkowie Miednoje («Спи, храбрый»... в Катыни, Харькове, Медном). Следует подчеркнуть, что члены эксгумационных бригад, которые выполняли исторически важную задачу, имевшую неоценимое для Польши значение, не дождались особых почестей со стороны властей РП. Единственную благодарность и высокую оценку проделанной работы они получили со стороны благодарных катынских семей и Совета охраны памяти борьбы и мученичества, который отметил их медалями «Опекуна мест национальной памяти».
Поисковые исследования могил велись методом археологических буровых зондажей и узкопространственных зондажей на территории, охватывающей 1,3 га, выделенной из санаторного парка Службы безопасности Украины. В сезонах 1995–1996 годов велись преимущественно археолого-эксгумационные работы.
Всего на участке 50 x 100 м было установлено местонахождение 75 массовых могил, обнаруженных по обе стороны «черной дороги». Большие могилы внутри ее кольца – кроме одной – это исключительно могилы польских офицеров.
Всего в 1991 году и в 1994–1996 годах было обнаружено и исследовано 15 массовых польских могил, в том числе 8 мокрых, с водой, доходящей даже до уровня 60–75 см от дна. В самой большой из них, площадью 4,2 x 14,0 м, находилось 1025 останков. Детальные данные представляются таким образом:
1991 – 2 могилы – 167 человек, 1995 – 3 могилы – 80, 673, 718 человек,
1996 – 10 могил – 1025, 329, 130, 35, 90, 303, 390, 70, 244, 48;
всего: 4302 человека, в том числе 1 женщина.
Во время работ, проводившихся в 1994–1996 годах, было сделано всего 4673 зондажа. В 1996 г. было проверено также и проведено эксгумацию 60 могил советских граждан, в них обнаружено останки 2098 человек.
Были обнаружены также следы механического нарушения целостности могильных ям, доходящего до их дна, совершенного в конце 1970-х – начале 1980-х годов бурами диаметром 60 и 80 см. Вероятнее всего, это было связано с письмом, направленным в 70-е годы в КГБ директором лесхоза харьковского леса Анатолием Омеличем о нахождении в Квартале № 6 после ливневых дождей человеческих костей и черепов (информация, полученная Леоном Буйко в мае 1990 года).
Вслед за этим в лес въехали машины, что-то копали, заливали в ямы, затем территорию повторно оградили забором и построили в этом квадрате дом отдыха и дачи КГБ.
На основании добытых из могил предметов и документов в 1996 г. было установлено 188 фамилий узников Старобельска, фигурировавших в переданных в 1990 г. Польше списках НКВД, 21 фамилии не было в этих списках. Всего в ходе археологических работ в 1991 году и в 1994–1996 годах было установлено 421 фамилию польских офицеров.
После завершения работ, в сентябре 1996 г., на каждой из польских могил был поставлен березовый католический крест, а на советских – православный. 11 сентября на могилах, в присутствии прибывших из Польши родственников жертв, работавших там специалистов и генерального секретаря Совета охраны памяти борьбы и мученичества, капеллан Тадеуш Длубач совершил богослужение.
Первоначальное место захоронения занимало площадь около 1,3 га, имело форму прямоугольника размером 50 x 100 м. Могилы были расположены вдоль первоначального забора, с внутренней стороны «черной дороги». Размеры могил рядом с забором (советских) – преимущественно 2 x 3 до 3 x 4 м, польских – до 17 x 3,5 м (1 большая).
Из могил было извлечено большое количество различных вещей, принадлежавших расстрелянным: обмундирование (фрагменты мундиров, шапок и обуви, личные жетоны, снаряжение) и предметы личного использования (в частности, фляги, котелки, посуда, средства гигиены, расчески, кружки, портмоне, монеты, папиросницы, сувениры, цепочки, часы, перстни, кольца с печаткой, обручальные кольца, шахматы, шашки, предметы религиозного культа, а также документы и фрагменты газет). После реставрационных работ они попали в Катынский музей.
Огромная специализированная документация, составленная в ходе работ, являлась необходимым материалом для строительства будущего кладбища.
Еще во время этих работ состоялось несколько встреч представителей Совета охраны памяти борьбы и мученичества с украинскими властями для обсуждения вопросов, связанных с деятельностью польских специалистов, а также со строительством кладбища.
Украинская сторона настаивала на создании совместного некрополя жертв тоталитаризма, мотивируя это, в частности, близостью и перемещением могил (украинское руководство не согласилось на перенесение останков из могил советских граждан, расположенных среди польских могил, для создания исключительно польской части кладбища). Этот вопрос рассматривался во время визита на Украину, в том числе в Харьков, тогдашнего Премьер-министра РП Влодзимежа Цимошевича (в составе делегации отсутствовал представитель Совета охраны памяти борьбы и мученичества), и тогда было принято решение о строительстве совместного мемориального кладбища жертв тоталитаризма.
17 июля 1995 г. после сложной и кропотливой подготовки Совет охраны памяти борьбы и мученичества объявил открытый конкурс на идейно-пространственную концепцию польских военных кладбищ в Катыни, Медном и Харькове; концепция должна была стать основой для разработки проектов кладбищ. Конкурс был адресован польским творческим кругам в стране и за ее пределами. К участию в нем пригласили также 5 конкретных авторских коллективов, для участия на тех же условиях, что и остальные участники. Конкурсную задачу сформулировал Совет охраны памяти борьбы и мученичества совместно с Федерацией катынских семей. Следовало определить площадь, размещение и форму братских могил, подготовить проект формы и размещения индивидуальных мемориальных табличек и общих плит с эпитафиями, определить место торжественного открытия кладбища, а также порядок технического обслуживания кладбищ. Подчеркивалась необходимость достижения самого высокого художественного уровня. Планировалось, что кладбища будут носить экуменический характер, будут учитывать национальные, государственные и религиозные символы, с особым учетом Креста Сентябрьской кампании и Креста Virtuti Militari.
На конкурс пришли 32 работы, в том числе из Франции, Германии и Норвегии. 1 декабря 1995 г. жюри из 22 человек (в его состав входили известные архитекторы, скульпторы и художники, представители министерства культуры, министерства национальной обороны, Примаса Польши, Федерации катынских семей, Независимого исторического комитета исследования Катынского расстрела, Польского катынского фонда, Ассоциации «Полицейская семья 1939», других катынских организаций), во главе с профессором Мацеем Гинтовтом из Варшавского политехнического института, объявило результаты. Были выбраны 3 заявки для дальнейшей работы; на следующем этапе из них планировалось выбрать 1 проект для реализации. В апреле 1996 г. члены этих 3 коллективов отправились на места будущих кладбищ (поездку организовал Совет охраны памяти борьбы и мученичества) с целью более полного учета в проектных работах состояния этих участков.
1 октября 1996 г. конкурсное жюри выбрало для реализации проект группы в составе: скульптор Здзислав Пидек (Государственная высшая школа изящных искусств в Гданьске), скульптор Анджей Солыга, архитекторы Веслав и Яцек Сынакевичи. По мнению жюри, проект олицетворял большое уважение к братским могилам и «ямам смерти». Высокую оценку получила идея подземного колокола. Конкурсное жюри, родственники и катынские организации после общего одобрения проекта отметили необходимость поправок и дополнений представленной концепции. Окончательную форму кладбищ определил разработанный при сотрудничестве с катынскими организациями документ под названием Послеконкурсные рекомендации, внедренный на этапе подготовки проектов. Центральной частью каждого кладбища должна была быть вертикальная стена памяти с фамилиями всех расстрелянных, подземным колоколом и престолом-алтарем, а также заметным издалека крестом, выполняющими функцию открытой часовни для молитв и торжественных церемоний. В связи с невозможностью строительства индивидуальных могил (идентификация останков не была возможной) необходимо было создать братские могилы с крестами. Особенно сложной оказалась подготовка проекта совместного кладбища в Харькове.
7–9 декабря 1998 г. генеральный секретарь Совета охраны памяти борьбы и мученичества окончательно согласовал с руководством Харьковской области, в том числе с главным архитектором, площадь кладбища и получил перечень 2746 фамилий, которые должны быть перечислены на украинской стене кладбища. Среди них было много польских фамилий.
27 июня 1998 г. состоялась закладка капсулы с памятной грамотой и первого камня под строительство кладбища в Харькове. Церемония состоялась в присутствии президентов Польши и Украины, которые подписали общую памятную грамоту для закладки капсулы под строительство мемориального кладбища жертв тоталитаризма. У польских и украинских могил были установлены посты почетного караула.
Памятную грамоту для закладки капсулы под строительство польского военного кладбища от имени катынских семей подписал председатель совета Федерации катынских семей Януш Лянге.
Первый камень для закладки, изготовленный из мрамора, меди и керамики, был подарен катынскими семьями и людьми доброй воли из Опольского воеводства. Иоанн Павел II освятил его в Риме 24 декабря 1994 г.
В 1998 г. Совет охраны памяти борьбы и мученичества объявил тендер на выполнение строительных работ. В октябре того же года тендер завершился. Генеральным подрядчиком стала компания «Будимекс».
В том же году начались сложные организационные и подготовительные работы. Речь шла, в особенности, о получении разрешения на строительство и утверждении проектной документации.
Намного раньше, уже в декабре 1994 г., после длительного обсуждения в кругу представителей Министерства коммунального хозяйства, Польского Красного Креста, Независимого исторического комитета исследования Катынского расстрела и Совета охраны памяти борьбы и мученичества, после ознакомления с действующим законодательством в области применения надгробных надписей на военных и воинских кладбищах, а также после определения формы надписей, Совет подписал договор с Независимым историческим комитетом на разработку именных инскрипций для офицеров ВП и полицейских, покоящихся на 3 катынских кладбищах, а также кладбищенской книги, пока только для Катыни.
Для текста на именных табличках принято сокращенную запись: воинское или полицейское звание, имя и фамилия, дата и место рождения, профессия, воинская или полицейская приписка, год смерти; всего 1,5 машинописных строки, около 75 символов.
Для кладбищенской книги планировалась расширенная запись, с добавлением важнейших военных и гражданских должностей, наград, данных о родственниках, короткой информации об источниках, а также фотографии; всего 5 машинописных строк.
Содержательная редакция инскрипций была поручена члену Независимого исторического комитета исследования Катынского расстрела, полковнику Мареку Тарчиньскому, а организационно-техническая координация работ – доктору наук Божене Лоек.
В начале 1995 г. Независимый исторический комитет исследования Катынского расстрела создал 3 группы для подготовки надгробных надписей: по Катыни – работники Военного исторического института и Центрального военного архива под руководством Марека Тарчиньского, по Харькову – работники Центрального архива Министерства внутренних дел и Катынского музея под руководством Енджея Тухольского, по Медному – работники Центрального архива Министерства внутренних дел и Высшей полицейской школы в Щитно под руководством Гжегожа Якубовского. Основным материалом для работ были этапные списки НКВД из Козельска и Осташкова, а также перечень личных дел «убывших» узников Старобельска. Катынским семьям были отправлены специальные анкеты с просьбой предоставить биографические данные и фотографии расстрелянных. Пришло около 2800 ответов.
Подчеркивая огромную самоотверженность и труд Марека Тарчиньского и Божены Лоек, следует отметить проблемы с соблюдением установленных сроков выполнения работ, имевшие место в остальных рабочих группах. Они были вызваны, в частности, получением новых материалов из постсоветских архивов.
Решением № 271 от 24 марта 1999 г. Исполком Харьковского городского совета выделил 4248 м2 земельного участка в Квартале № 6 Лесопарка Совету охраны памяти борьбы и мученичества и дал разрешение на проектирование и строительство мемориального кладбища жертв тоталитаризма. Этот участок ранее использовался Службой безопасности Украины и ГСКП «Харкивзеленбуд».
31 марта 1999 г. «Будимекс» вместе с субподрядчиком, фирмой «Электротехника», приступил к строительным работам в Харькове. В 1999 году был завершен тендер на скульптурные элементы, в результате которого Совет охраны памяти борьбы и мученичества заказал изготовление, доставку и монтаж этих элементов у консорциума «Будимекс – Металодлев».
Зимой 1999–2000 годов, после проверки подготовленных надписей, в Польше изготовлялись чугунные скульптурные элементы (алтарная часть, обелиски с гербами Польши и Украины, крест Virtuti Militari), а также именные мемориальные таблички. На известном колокольном заводе Януша Фельчинского в Перемышле отливались колокола с текстом старинной религиозной песни «Богородица» и надписями Катынь, Харьков, Медное.
Весной 2000 г. были возобновлены строительные работы. Со стороны Совета охраны памяти борьбы и мученичества общее руководство строительством катынских кладбищ осуществлял генеральный секретарь Анджей Пшевозник. Строительство контролировали в Польше и на месте инспектор строительного надзора, инженер Рышард Груман, и инженер Крыстына Брыдовская. При принятии всех важнейших решений и во время контроля выполненных работ присутствовал председатель правления Федерации катынских семей Влодзимеж Дусевич.
Совет охраны памяти борьбы и мученичества организовал также совместно с правлением Федерации катынских семей периодические встречи с представителями катынских семей из Польши для информирования о состоянии работ и предпринимаемой деятельности.
Кладбище жертв тоталитаризма в Харькове было построено за счет средств польского государства, преимущественно правительственных средств, перечисленных на счет Совета охраны памяти борьбы и мученичества, а также общественных средств, собранных катынскими семьями и Польским катынским фондом.
Территория кладбища имеет форму неправильного четырехугольника общей площадью 2,31 га и следующие размеры: 143 м (южн.) x 134 м (зап.) x 97 м (сев.) x 64 м (вост.). Его основные элементы: 75 братских могил (15 польских, 60 – граждан советской Украины), с чугунными крестами – католическими и православными, «черная дорога» (могилы и дорога выложены базальтовой брусчаткой), польская алтарная стена (вертикальная чугунная плита с фамилиями расстрелянных офицеров ВП, крест, престол, колокол), украинская алтарная стена (вертикальная чугунная плита с фамилиями 2746 казненных советских граждан разных национальностей – украинцев, русских, поляков, белорусов, немцев, литовцев и др., православный крест), главная аллея, соединяющая оба алтаря, выложенная с обеих сторон (на фундаменте) мемориальными табличками, с вмурованными на цоколах Крестом Virtuti Militari и Крестом Сентябрьской кампании. У входа стоят обелиски с гербами Польши и Украины, далее, с левой стороны – символы 4 религий, исповедуемых расстрелянными. Кладбище окружено стальным ограждением (362 столбика с крестами) длиной 530 м. Ночью его освещают наземные прожекторы и лампы.
Во время визита польской правительственной делегации на Украину в марте 2000 г. была согласована дата торжественного открытия и освящения кладбища – 17 июня.
Подготовкой торжественного мероприятия занимался созданный в прошлом году премьер-министром организационный комитет.
17 июня 2000 г. первое катынское кладбище, построенное на месте захоронения останков убитых весной 1940 г. сотрудниками НКВД офицеров ВП из Старобельского лагеря, было торжественно открыто и освящено в присутствии Премьер-министра РП Ежи Бузека и Премьер-министра Украины Виктора Ющенко, а также польской правительственной делегации с министром национальной обороны Брониславом Коморовским и министром культуры и национального наследия Михалом Уяздовским, делегации Сейма РП с вице-маршалом Станиславом Зайонцом, Сената РП с вице-маршалом Анджеем Хроновским, представителями Президента РП, государственного секретаря Марека Сивеца и Витольда Смидовского, полевого епископа РП, дивизионного генерала Славоя Глудзя, священнослужителей различных вероисповеданий, высшего военного руководства, почетных караулов польской и украинской армии, оркестра ВП, и прежде всего – катынских семей, родственников погибших. Часть из них прилетела в Харьков правительственным самолетом, часть приехала специальным поездом из Олькуша (290 человек во главе с председателем правления Федерации катынских семей Влодзимежем Дусевичем в сопровождении солдат краковского воздушно-механизированного корпуса), часть – автобусом туристического бюро «Вилейка»..
Нет необходимости описывать само торжественное событие, много сообщений о нем появилось в прессе, фрагменты были показаны по телевидению. Каждый из участников пережил это по-своему, и для каждого что-то свое было особенно важным и запомнилось больше всего. Красноречивой иллюстрацией шестидесяти лет ожиданий является запечатленная в объективе Станислава Микке и представленная на обложке Бюллетеня рука старика, ищущего, уже на закате свой жизни, среди мемориальных табличек табличку с фамилией своего отца... Хорошо, что хотя бы часть из них дождалась...
Тяжелую, унизительную неволю и жестокую смерть, позорное погребение, сокрытие и осквернение могил, всё это – хотя бы в какой-то степени – исправили достойные воинские государственные похороны, а память расстрелянных была почтена наивысшими властями обоих государств, с оказанием воинских почестей. Не все были в состоянии вынести это напряжение, не выдержало сердце Эвы Грунер-Жарнох, текст ее выступления от имени катынских семей прочитал другой член польской делегации.
После 10 лет стараний первое из катынских кладбищ было официально открыто.
Какие мысли появляются в год этих двух «круглых» дат, 60-й годовщины расстрела и 10-й годовщины установления остальных двух мест захоронения останков его жертв?
Несомненно, та, что невозможно скрыть преступление и затянуть его пеленой беспамятства. Те, кто 60 лет назад считали себя распорядителями миллионов жизней, отправляя одной подписью сотни тысяч невинных людей на смерть в забытьи и бесславии, сами в большинстве своем разделили их судьбу, мало того, стали спустя годы в глазах мира и истории преступниками, а их фамилии – синонимами позора и геноцида. А те, кого они хотели полностью уничтожить, не только физически, сегодня торжествуют и окружены хвалой, а их могилы – уважением и заботой. И можно назвать это дающим надежду проявлением исторической справедливости. К сожалению, вот уже несколько лет в расследовании катынского дела ничего не происходит, за чем с большим беспокойством наблюдают катынские семьи. Нет также оснований считать, что вскоре будет вынесено решение по этому делу.
Следующая мысль касается тех, кто боролся за катынскую правду, за поиск могил жертв, а затем за создание кладбищ. И тех, чей труд, исследовательские работы и работы по эксгумации могил, проектные работы и работы по строительству кладбищ, принесли важные плоды – прекрасные, достойные польские некрополи.
В катынском деле все требовало немалых усилий. У него есть свои герои, смелые, решительные люди, бескорыстно ему преданные. Это люди, проявившие себя как во время этой десятилетней работы, так и еще раньше. Следует здесь упомянуть, к примеру, организатора Федерации катынских семей, постоянно присутствующую в деятельности по катынским вопросам, «боевую» Божену Лоек, и приветливого, всегда готового помочь, ее преемника Влодзимежа Дусевича. Восхищения и уважения достойны многие, надеемся, что их старания и отдача будут высоко оценены на финальном этапе увековечения памяти жертв Катынского преступления. Однако, как и в случае каждого великого дела, появляются также люди, воспринимающие такую работу преимущественно через призму собственных амбиций и материальной выгоды, и даже вредящие катынской деятельности. К счастью, их было немного, но тем не менее, они были, и их усилившаяся в последние годы активность означала, что ряд сложностей необходимо было преодолевать также из-за действий «своих».
2000-й год закрыл 60-летний период истории катынского дела, но закрыл не до конца, ведь поляки, казненные весной 1940 г. в западных областях Украины и Белоруссии, все еще «ждут» обнаружения мест их захоронения. Хочется верить, что и они, и их родственники тоже дождутся такого увековечения их памяти, которое имело место 17 июня в Харькове.
Библиография: